 |
| Дружина священика Будоля з дітьми |
У Республіці Білорусь проводився конкурс "Любов до Батьківщини - через любов до свого роду - 2012". Спеціальний приз отримала Ірина Шатиренок, яка описала історію сім'ї священика Будоля, який деякий час служив у селі Кухітська Воля.
Она родилась холодным зимним утром 17 декабря в семье деревенского священника. Как раз на Варваринские морозы. По документам значился 1912 год, но в семье говорили – родилась в 1911 году.
Умерла 18 июля в 1988 году. День был душным, воздух плавился от жары, самая малина-земляника, по православному календарю – день святой мученицы Варвары. Так замкнулось жизненное кольцо моей свекрови Варвары Константиновны Шатырёнок, в девичестве Будоль.
Большую часть своей жизни – более 40 лет – она прожила в городе Молодечно. Работала учительницей, потом библиотекарем. Любящая и верная жена, добродетельная мать, искусная хозяйка… Но даже близкие соседи не знали трагической судьбы этой милой, скромной женщины…
Если в двух словах – моя свекровь из семьи репрессированного священника. Её отцу Константину Емельяновичу Будолю, настоятелю церкви села Горно Логойского района, 31 октября 1929 года было предъявлено обвинение в антисоветской агитации. Читаю из опубликованных Минской епархией данных: «Настоятель св. Благовещенской церкви иерей Константин Будоль был осуждён на 3 года за обучение у себя на дому крестьянских детей Закону Божию».
В «обвинительном заключении» говорилось, что «…начиная с конца 1928 года… Будоль Константин Емельянович… устраивал в деревнях без разрешения сельских советов крестные ходы, во время богослужения в церкви в своих проповедях требовал от верующих усиленного посещения… Занимался преподаванием на дому Закона Божьего детям…» За эти мнимые преступления его отправили на 3 года в концлагерь.
Столько лет прошло, уже и не у кого спросить. Но это почти вся информация. Ничего не осталось, ни фотографий, ни писем, воспоминания о священнике тоже обрывочные. Отец моей свекрови Варвары Константиновны, дедушка моего мужа, прадед моих сыновей. Какая образовалась живая цепочка из судеб-звеньев! Потревожу забытые тени, но ведь надо вспомнить, оставить незабвенными имена из рода Будолей моим сыновьям – Кириллу и Сергею, пусть они дальше передают своим детям, от отца к сыну, от отца к сыну…
В 1912 году семья священника Константина Будоля уже перебралась в большую деревню Горно. Из архивных документов столетней давности читаю «служыў у Благавешчанскай царкве Даўгінава, Барысаўскага павета
До этого переезда семья недолго пожила в «в. Кухоцкая Воля Пінскага пав. Мінскай губ.», теперь Волынская область, Украина, где батюшка Константин был настоятелем церкви в честь Параскевы Пятницы. С трудом нашла на карте ту деревню, она и сейчас находится на самой границе с Польшей, в глухих болотных местах Полесья.
В семье уже было два старших сына, десятилетний Коля и трехлетний Феодосий, когда у жены священника Александры родилась долгожданная девочка. Не думаю, что в семье сельского батюшки новорожденной выбирали какое-то особенное имя, по святцам – на Варвару, так и назвали Варей, Варварой.
По тому, что старший сын Николай родился в 1902 году в деревне Валевка Новогрудского района (в документах о его реабилитации значится – Волевка), можно судить, что молодого священника Константина Будоля направляли с одного прихода в другой.
Последним его местом службы стала та самая деревня Горно, куда семья перебралась в 1912 году. Предвоенное мирное время. Век двадцатый только начинался. И кто мог предвидеть в том первом его десятилетии дальнейшую судьбу и все те трагические повороты и перипетии, ожидавшие семью Будолей?
Матушка Александра Михайловна была помощницей во всех начинаниях мужа, при церкви вела занятия в воскресной школе, учила сельских детей азбуке, счету, в доме была хорошая библиотека.
Дом священника мало чем отличался от соседских, только в красном углу икон было больше, белая печь-голландка, в шкафу книги, выписывались епархиальные газеты, журналы, стол был накрыт бархатной скатертью, в буфете держали обеденную столовую посуду с клеймом известного Кузнецовского завода Санкт-Петербурга. Между окнами в большой комнате висели настенные часы с мелодичным звоном, окна смотрели на деревянную церковь на пригорке.
Ещё до семейной трагедии 1929 года Варю девочкой-подростком отправили учиться в Минск. Мама её к тому времени умерла, из большой семьи в Горно остался отец, младший брат Серёжа (судьба тоже трагическая, расстрелян в 1939 году в Вологодской тюрьме) да преданная семье няня Лена (она прислуживала в церкви). В Минске девочку по рекомендации лавочника из Горно взяла на квартиру семья знакомого еврея, его отец жил с семьёй Будолей на одной улице…
В Минске Варя стала петь в церковном хоре. Голос у неё был чистый, сильный, любила богослужебные песнопения, сразу вспоминался родной дом, теплая волна подступала к груди, и лица близких людей начинали явственно проступать в дрожащем от свечей зыбком мареве. В семье сельского батюшки свято чтили традиции, церковные праздники, девушка на память знала много молитв.
В чужом городе среди чужих людей смышлёная девочка всё запоминала на лету. Многие рецепты еврейской кухни переняла у квартирной хозяйки. На всю жизнь запомнились фаршированные хозяйкой карпы, острый селедочный форшмак с винным вкусом, гусиный паштет. Умела хозяйка большой семьи из скудного набора овощей, картошки, фасоли, крупы приготовить крутой бульон с клёцками из манки, пончики, блинчики, считай, из ничего собирался ужин. Хорошую кулинарную школу прошла Варя в чужой семье.
Её внуки, мои сыновья, до сих пор помнят несравненные по вкусу котлеты бабушки Вари, совершенно особенные, пышные, крупные, размером почти в ладонь, хорошо зажаренные, с румяной корочкой. Нажмёшь вилкой, а из неё течёт горячей струйкой соус. Но особенно хорошо получалась тушеная морковка. Казалось бы, простое блюдо, аккуратно нарезанная кольцами морковка, не сильно уваренная, в нежном сладковатом соусе. Много лет спустя я поняла: у свекрови это был настоящий цимус, не в смысле «самое то!», а именно еврейское десертное блюдо.
К тому времени старший брат Николай оказался уже за границей, в Западной Беларуси, отбывал срок в польской тюрьме за подпольную деятельность в Еремичах, много «белых пятен» в биографии Николая Будоля, меня ждут архивы. Это отдельная история, его судьба – трагическая ветвь в богатой на события родословной Будолей. В семье сохранились смутные воспоминания, те четыре года – с 1927 по 1931 – Варя отправляла брату посылки в польскую тюрьму.
Через МОПР (международная организация помощи репрессированным) Николай как политэмигрант был освобождён и направлен в СССР. Уже мы не узнаем, встречалась ли Варя с Николаем после его освобождения из тюрьмы. Карьера у него в Нижнем Тагиле пошла успешно, там и женился на местной девушке Маше Тарасовой, родился сын Борис.
Допускаю, что у сестры с братом была переписка, но все это сгинуло, как только дошла весточка, что Николай арестован, в 1937 году его этапировали из Нижнего Тагила с приговором «10 лет без права переписки». Вероятно, был расстрелян в Свердловске. В 1937-м расстрельном году его настигло не совсем прозрачное для «чистых» документов прошлое: ему припомнили всё – и отца, репрессированного священника, и Западную Беларусь…
Со вторым братом, Феодосием, связь у Варвары тоже оборвалась. Как только он закончил в Минске сельскохозяйственную академию, сразу уехал с женой на работу в Тольятти. Варвара прожила всю жизнь, не догадываясь, что её брат Феодосий жив, смирилась с мыслью, что осталась одна.
Моя свекровь, Варвара Константиновна Будоль, почти уже четверть века, как ушла из жизни, спросить теперь не у кого, но с помощью Интернета мы отыскали родственников её родных братьев.
Если серьезно заниматься семейным древом, распутывая сложные родственные переплетения, то обязательно найдутся новые факты, свидетельства прошлого. Что-то мне удалось узнать из переписки в Интернете с дочерью Феодосия Будоля из Ставрополья:
«Ирина, здравствуйте! Мой папа Будоль Феодосий Константинович, 1909 года рождения– сын Будоля Константина Емельяновича. Место рождения – село Кухоцка Воля Пинского уезда Минской губернии (так у него было и в паспорте записано). Мой папа всю свою жизнь скрывал от нас, что его отец репрессированный священник. Он нам говорил, что его папа был сельским учителем и его арестовали в 1929 году за то, что он помогал церкви.
В это время Будоль Феодосий жил с братом Николаем в Минске, учился в сельскохозяйственной академии. После ареста отца Константина братья, боясь репрессий, уехали из Минска. Мой папа до войны жил в городе Тольятти, у него первая жена была полька, детей не было. В июне 1941 года он был мобилизован на войну, где встретился с моей мамой Алевтиной, она в 1940 году окончила медицинский институт и была также мобилизована. В 1943 году они поженились.
В 1945 году, после демобилизации, получили направление в город Ставрополь, где в 1946 году родился сын Валерий, а в 1951 году – я. Феодосий Константинович всю жизнь проработал в сфере землеустройства. Руководил Ставропольским филиалом института «Росгипрозем». Умер в 1991 году… Всего вам доброго. Жду, Алла».
Оставшись после ареста отца по существу одна, без поддержки, Варя недоучилась в педагогическом техникуме. Для дочери репрессированного священника и сестры подпольщика из Западной Беларуси было рискованно и опасно оставаться в столице, кадровики в учреждениях тех лет делали не только записи в трудовых книжках, но и отслеживали биографии всех сотрудников, студентов, рабочих, служащих, выявляли неблагонадёжных.
Боясь возможных последствий, девушка по чьей-то подсказке (или сама сообразила) перевелась на ускоренные педагогические курсы учителей начальной школы. С дипломом учительницы по существу бежала из Минска в никуда, спрятаться, перевести дух, успокоиться. Так она затерялась в деревне в Витебской области. Молодая девушка осталась совершенно одна, без близких, без поддержки, в ней поселился страх, с этим чувством она прожила всю жизнь. На людях и дома отличалась внутренней сдержанностью, с чужими людьми не очень охотно делилась прошлым, да и со своими тоже.
Варвара так и не узнала, что её брату Феодосию удалось избежать репрессий
В деревне в тридцатых годах учились не только школьники, но и взрослые парни, за такого «ученика» Варя и вышла замуж. Торопилась, хотела сменить не только «опасную» фамилию, но даже имя, если не по паспорту, то хотя бы в быту. Теперь соседи ее звали Валя Шатырёнок, ученики – Валентина Константиновна…
Высокая, худенькая девочка с сияющими голубыми глазами превратилась в молодую учительницу со строгим лицом. Муж Кирилл, или на деревенский манер – Кирила, успешно делал карьеру: начинал печатником в типографии, затем от горкома комсомола молодого специалиста направили в отделение госбанка, потом учёба в Пинском финансовом техникуме. До войны Кирилл Васильевич сменил несколько районных банков, перед началом войны стал управляющим местного банка на самой границе в Высоко-Литовске.
Как только началась бомбежка ранним утром 22 июня, семья управляющего банком загрузила в полуторку вещи первой необходимости, отъехали недалеко от города, молодой водитель хотел вернуться назад, к матери, да ещё закончился бензин… Пешком шли на восток, в сторону деревни Горно, шли долго, ночами, территория уже была занята немцами…
Почему шли в Горно? После ареста настоятеля церкви прошло уже более десяти лет, но люди помнили добрые дела Константина Будоля, к тому же недалеко жила родня мужа, все Шатырёнки – дядья, тётки, сёстры, братья, свекровь со свёкром. На старом погосте в Горно за могилой жены священника, учительницы Александры Михайловны, до последних своих дней ухаживала нянька, баба Лена.
Она всю жизнь ходила в деревне в няньках, так не заимела своего угла. Но лет десять перед смертью посчастливилось ей пожить в своем доме. Это был почти игрушечный домик, как раз под стать её мелкому росточку. За любовь и преданность семье священника Будоля Варвара с мужем построили ей крохотную избёнку на два окна, с крыльцом, печкой…
В 90-е годы общество заволновалось, забурлило, появилось много публикаций о реабилитации, в том числе пострадавших священников. Сегодня возможности Интернета позволяют расширить географию поиска. Но вот случайность. В октябрьском номере журнала «Нёман» за 2011г. мой документальный очерк соседствовал со статьей священника П.Боянкова «Житие и небытие Плещеницкой округи. Записки приходского священника».
Читая, наткнулась на следующие слова: «На кладбище деревни Горно до сего дня сохранился нижний венец деревянной церкви, предположительно — в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. … был арестован и священник Константин Будель, настоятель в Горно. 3 года лишения свободы. Дальнейшая судьба неизвестна».
Всё совпадало, только в фамилии была ошибка – Будель. Нашла телефон П.Боянкова, в надежде получить какую-то информацию, но те краткие сведения, напечатанные в журнале – это всё, чем располагал автор очерка. Позже он уточнил, что неверно назвал фамилию священника, правильно – Константин Будоль.
Вообще, сбор сведений о предках – долгий и скрупулёзный труд, часто напоминающий поиск с закрытыми глазами, неизвестно, что и когда вдруг всплывёт на поверхность и где искать очередную нить, чтобы связать всё в единую картину.
Фамилию Будоль и всё, что с ней связано, моя свекровь не то чтобы утаивала, но и не выпячивала, наверное, делала это сознательно из осторожности, вся предыдущая её сложная судьба и жизнь её семьи приучили к осмотрительности.
Воспользовавшись возможностями Интернета, я нашла такую слабую зацепку: «БУДОЛЬ Канстанцін Емяльянавіч [1879, мяст. Ярэмічы Навагрудскага пав. Мінскай губ., цяпер Карэліцкі р-н Гродзенскай вобл. — ?]. Беларус. Кр.: Памятная книжка Минской губернии; НГАБ 1, с. 67.
Мне захотелось больше узнать о Еремичах, стала искать в библиотеках, архивах, познакомилась с книгами В.Колесника и Я.Брыля. Писатели родились в тех местах, возвращались в Еремичи, Синюю Слободу, Турец, любили здесь отдыхать, встречались с близкими людьми.
Мы долго собирались в деревню Еремичи, несколько раз поездка откладывалась. Кореличский район, Гродненская сторона. В прошлом – живописное местечко с речной пристанью на Немане, теперь деревня, не более 300 домов, минчане скупают под дачи…
Отправились мы с мужем в недалёкое путешествие на машине: из Гродно до Кореличей около 200 километров, а там рукой подать – Еремичи, Мир, Несвиж, знаковые места белорусской культуры…
С утра сентябрьское небо чуть затянуто серой сеткой туч, незаметно запылил мелкий грибной дождь, проехали Кореличи, как вдруг из тумана выплыли Еремичи – одна длинная улица с деревянными домиками, вот и магазин, церковь, над входом звонница, все три колокола разбиты, следы еще той, последней войны.
В прошлом рыночная площадь, теперь здесь заброшенный сквер, в центре красивая церковь. «Храм Вознесения Господня в с. Еремичи. Построен в 1867 году с бутового камня в виде креста на центральной площади села неподалеку от реки Неман на средства, выделенные царским правительством. Отдельно от храма из бутового камня была построена колокольня».
На углу – старый дом, а окна новые. С этим домом тоже связана одна история. После войны вся деревня была сожжена, уцелело всего несколько домов, деревня стала отстраиваться. Брат Константина учитель Евгений Будоль поставил этот дом. Дочь его, Женя, вышла замуж за партизанского командира Дмитрия Денисенко. Я.Брыль в своей книге «Нёманские казаки» рассказывает о том лихом времени, где один из его героев документальной повести Дмитрий Денисенко…
После смерти учителя Евгения Емельяновича Будоля дом отошёл колхозу, теперь здесь живёт местный священник. Красавицу-церковь восстановили всем миром, приход начал действовать в 1989 году.
Мы попросили священника свозить нас на кладбище…
Свернули от площади на гравийку, обогнали местный экипаж, тёмно-рыжую савраску в упряжке, и подъехали к обновлённому забору сельского кладбища. Рядом чернело голое осеннее поле, а за кладбищенской оградой – ещё сочная, высокая трава, столетние липы вымахали в небо. Мы нагнулись к земле, к позеленевшим намогильным камням, с трудом разбирая стёртые надписи. В одной стороне кучно стояли камни с надписями «Будоль».
Неизвестно, где захоронен священник Константин Будоль, сгинул, пропал в Сибири, ни могилки, ни места не знаем. Его отец, Емельян Семенович Будоль, родился в 1879 году здесь, в Еремичах.
Сохранились в семье сведения, что Емельян Будоль был плотогоном, или как ещё по старинке называют их в здешних местах «плытнiкам», сплавлял плоты по Неману. В Еремичах многие мужчины занимались сто лет назад этим трудным, но прибыльным промыслом. Зимой уходили в лес, рубили, заготавливали хорошей породы древесину, вязали плоты, а по весне сплавляли до Гродно и дальше по течению в Пруссию. Писатель В.Колесник в своих воспоминаниях об отце подробно рассказал о плотогонах.
В поэме Я. Коласа «Новая земля» есть такие слова об одном из героев:
Ушел на баржи он, на сплав.
До пруссов дважды доходил,–
Где белорус наш не бродил?!
Из пяти детей у Емельяна и Анны в живых остались два сына, старший Константин и младший Евгений. Константин выбрал службу священника, Евгений ушёл на первую мировую войну, вернулся в родную деревню в смутное послереволюционное время. Здесь же и женился на местной девушке, Саше Бразовской.
Из письма их дочери Татьяны я узнала, что её мама, Александра Феофановна, три года училась в Петербурге в училище имени дочери Николая Второго Ольги Николаевны Романовой. Меня удивило следующее: где белорусское местечко Еремичи, и где Петербург, или до революции было обычным делом белорусской девочке учиться в северной столице?.. Началась революция, и отец забрал Сашу назад, в Еремичи.
«Папа мой, Евгений Емельянович Будоль, после демобилизации из царской армии всю жизнь прожил в Еремичах. Там же он и женился на местной девушке, которая была на 15 лет моложе его. Это примерно в начале 20-х годов. Бабушка Анна умерла в 1927году, и какое счастье, что она не знает всего ужаса, начиная с1929года. Я имею в виду семью Константина Емельяновича и его детей и внуков. Я только однажды слышала от папы о «Костике» и то…он рассказывал не мне, они с мамой, наверно, вспоминали Константина. А кому было рассказывать?… Я ведь родилась в 1937 году, мне было где-то 10 лет…
Папа мой всю жизнь работал учителем. И при Польше, и в советское время. Он был очень уважаемым человеком не только в нашей деревне, но и в округе. Когда не стало Емельяна, папе было 14 лет. Дедушка Емельян умер рано, ему было примерно 52 года. Это видно по памятникам на кладбище.
Во время войны Еремичи полностью сгорели. Эта судьба постигла и наш дом. Небольшой домик папа построил уже на другом месте, недалеко от церкви. Папа не был коммунистом. Он всю тяжесть нёс в душе. Если бы не началась война, то нас бы выселили, мой брат Всеволод работал в милиции и видел списки на выселение…» (из письма Татьяны Будоль, младшей дочери Евгения Будоля, Москва, 2012г.)
* * *
Боже мой, как быстро мы всё забываем! Как всё забывается, исчезает в безвременьи, так и нас когда-то забудут. Останутся выцветшие старые фотографии, семейные предания и легенды. Или вот цветочный запах духов.
Варвара любила «Рижскую сирень». Последний пузатый флакончик мой муж, её сын, купил в подарок матери незадолго до её смерти и не успел подарить. Лет десять коробка стояла у меня в шкафу, как-то я обнаружила тот нетронутый флакон, летучая жидкость в нем загустела, потемнела до коричневой смолы, превратилась в концентрированный аромат. Одной капельки сгущённых духов хватало мне на несколько дней. Блузка, шарфик, волосы долго хранили влажную свежесть весенних лиловых соцветий…
Что ещё напоминает о Варваре? Ах, да, она любила простые цветы-однолетники, правильное название «космея» или «красотка». Такие высокие цветы, похожие на разноцветные неприхотливые ромашки – розовые, белые, пурпурные. Каждую весну у нас на даче вдоль дорожек они сами высеваются, растут дружно, радуют глаз, и кто-нибудь обязательно скажет, проходя мимо клумбы:
– Мамины цветы!
Так и пошло у нас давно – «мамины цветы» да «мамины цветы».
Еще у меня хранятся её телеграммы, письма, поздравительные открытки, написанные красивым разборчивым почерком учительницы, и несколько рецептов. «Пирог с капустой», «Селёдка под пологом», «Слоёные плюшки с корицей и засахаренными корочками апельсина».
Варвара в тот год уже сильно болела, сильно сдала, лицо осунулось, голубые глаза поблекли, запали в глазницы. В один из последних наших приездов она кое-что вспомнила о своём детстве, попросила записать с её слов. В жизни она была немногословной, не любила рассказывать, и тогда её повествование не получилось развёрнутым и подробным. На одном листке уместились краткие предложения, но для нас неожиданно выяснилось, что Константин Емельянович был не деревенским учителем, а священником. Два её старших брата, Николай и Феодосий, пропали ещё перед войной. О младшем Сергее ничего неизвестно.
Из родительского дома сохранила она несколько вещей – маленькую, потемневшую иконку в серебряном окладе да тяжёлую медную ступку.
Из небытия, из нереально далёких и потому туманных лет, мне попали чудом сохранившиеся фотографии матушки Александры Будоль. На старой, почти смытой фотографии 1912 года – жена священника Константина Будоля, у неё на руках – ребёнок, наверное, маленькая Варя, на первом плане – мальчик, очень похожий на Феодосия, живой взгляд выразительных глаз и знакомый мне разрез: он достался Варваре, её братьям, он узнаётся во многих других лицах большой родни Будолей.
Раскладываю пасьянс из пожелтевших фотографий Феодосия, Евгения, Николая Будолей… Какие красивые, одухотворённые лица, сколько надежды и счастья читаешь в их глазах! Сколько фамильного сходства в рисунке губ, улыбке, форме подбородка, в наметившихся лобных залысинах!.. Какая-то мистика, даже оторопь берёт.
Прошлое всматривается в нас, вопрошает, не отпускает и завораживает, оно продолжает жить в моих детях, в детях, внуках, правнуках Будолей из Ставрополья, Москвы, Минска, Любчи, Нижнего Тагила, Ростова-на–Дону, Новогрудка…
Немає коментарів:
Дописати коментар